ПЛАГИАТ. Повести и рассказы

Пьецух не только все нам рассказал о Великой русской литературе. Он сам – ее заметная часть, причем блестящая и удивительная. Иногда приходит мысль: откуда он вообще такой взялся в современном Отечестве – со всеми его безобразиями и всеобщим интеллектуальным оскудением? По мне, именно Пьецух – прямой наследник и продолжатель той самой цепочки: Пушкин – Гоголь – Чехов – Шукшин…

Поэтому поговорим немного о Пьецухе и его книгах.
 
Проза Пьецуха – «литературное вещество» высочайшего качества; емкая и точная (еще раз: что ни фраза, то афоризм!), она давно разобрана на цитаты.
Главный персонаж Пьецуха – русский человек, «русак», как любит называть его писатель, со всеми достоинствами и недостатками, особенностями и странностями:
«Гоголь доказывал, что в XXI столетии русский человек станет совершенен духом, совсем как Александр Сергеевич Пушкин. А он почему-то получился невежа и обормот…»

Вот «Плагиат [1]» – книга, можно сказать, дерзкая и вызывающая. Писатель замахнулся ни много ни мало – нет, не «на Вильяма нашего Шекспира», – а на Льва Толстого, Гоголя, Чехова, Салтыкова-Щедрина. Ему, видите ли, показалось это любопытным…

«…Великие предшественники так много начудили по линии художественной обработки, что им остро хочется надерзить. И надерзить предпочтительно на их собственном материале, желательно устами их персонажей и по возможности тем же самым каноническим языком».

Пишет он, конечно же, свое. И получились у Пьецуха свои Лев Николаевич, Николай Васильевич, Антон Павлович и Михаил Евграфович.

А вот в «Литературоведении против часовой стрелки [2]» Вячеслав Алексеевич снова замахнулся – на этот раз на «трех китов» русской литературы: «Евгения Онегина», «Мастера и Маргариту» и «Доктора Живаго». Подверг, понимаете ли, критическому анализу. С любовью, но беспристрастно. Досталось всем – и Пушкину, и Булгакову, и Пастернаку, причем каждому – по разным «статьям». А итог такой:

«Следовательно, литература насущна, в частности, потому, что жизнь человека, в общем, ужасна и решительно не соответствует его статусу, если только он не согласен бытовать на положении говорящего барсучка. Следовательно, литература существует, в частности, для того, для чего отворяют окна душным полднем и включают электрическое освещение с наступлением темноты. Тем более что обыкновенно она заводит человека в такие мерцающие дали, куда никакая «травка» не заведет…»