Война за «доконвенционку»

Российские издатели сражаются друг с другом не только за произведения отечественных авторов. Ожесточённые битвы ведутся и за иностранные книги. Славные воины на этом поле брани те же, что боролись «за Александра Беляева», — «АСТ» и «Терра». Споров бы не было, если бы российские законодатели подумали чуть подольше, прежде чем превращать общественное достояние в объект охраны.

История началась в 1973 году, когда Советский Союз присоединился к Женевской конвенции об авторском праве. В отличие от другой конвенции — Бернской, — она не имела обратной силы, и правовая охрана в присоединившейся к ней стране могла распространяться только на те работы, которые были созданы после присоединения. Поэтому в СССР стали охраняться только те произведения зарубежных авторов, которые были выпущены после 1973 года. Те же, что были опубликованы до этого срока, получили в народе название «доконвенционки», они переводились и выпускались всеми, кому не лень…

В 1995 году Россия присоединилась ещё и к Бернской конвенции, которая расширила права авторов и значительно усилила их охрану. Возможно, именно поэтому многие связывают отмену свободного использования «доконвенционки» с этим документом. Однако это не так: Бернская конвенция «по умолчанию» имеет обратную силу, Россия при присоединении к ней сделала оговорку о том, что эта норма на неё не действует. И «доконвенционка» некоторое время продолжала существовать. А потом перестала. И сделано это было не совсем безупречно.

Россия не подписывала никаких дополнительных соглашений к Бернской конвенции, обошлись поправками в локальное законодательство. В 2004 году, одновременно с увеличением срока охраны авторских прав с пятидесяти до семидесяти лет, в одну из статей закона «Об авторском праве…» был добавлен пункт [2], по которому предоставление в РФ охраны зарубежным произведениям осуществляется в тех случаях, когда они не перешли в общественное достояние вследствие истечения срока действия авторских прав, причём в любой из стран, либо России, либо стране происхождения. То есть при переходе в общественное достояние учитывался самый длинный срок.

Этим же законом из статьи 28 ЗоАП был исключён абзац, в котором говорилось о том, что «общественным достоянием» считаются произведения, которые никогда не охранялись в России. Это и было концом «доконвенционки». Обратная сила Бернской конвенции была придана легко и непринуждённо, исключительно с помощью отечественных законодателей.

Кстати, это не единственный факт вольного обращения с терминами из этого документа. К примеру, в России де факто охраняются программы зарубежных правообладателей, со ссылкой на Бернскую конвенцию, написанную в 1886 году. Вам в этом ничего не кажется странным?..

Действительно, в ней нет и быть не может упоминаний о программах для ЭВМ, она охраняет литературные и художественные произведения. Просто Россия, пользуясь тем, что список этих произведений не исчерпывающий, приравняла к «литературным произведениям» программы, которые фактически таковыми не являются. Хотя, по-хорошему, стоило в данном случае либо изменить текст конвенции, либо принять отдельную, специально для программного обеспечения.

Думаю, если бы наша страна, присоединившись к международному соглашению о запрете, условно скажем, биологического оружия, продолжила бы его разработку, приняв закон, в соответствии с которым биологическое оружие считалось бы психотронным, это вызвало бы непонимание мирового сообщества. А вот при расширительном толковании понятий из Бернской конвенции такой подход, напротив, находит полнейшее и повсеместное одобрение.

…Через некоторое время после отмены «доконвенционки» (в 2005 году) издательство «АСТ» начинает скупать за рубежом права на произведения тех авторов, которые вновь попали под охрану, а затем — судиться из-за них, в том числе и с «Террой», о тяжбе с которой по поводу произведений Александра Беляева «Частный корреспондент» уже писал [3]. Вернее, «преимущественно с «Террой»: в сообщениях СМИ фигурирует ещё издательство «Азбука», которому будто бы предъявлен иск из-за произведений Астрид Линдгрен, но следов этого иска в открытых источниках найти не удалось.

Всего из-за авторских прав «АСТ» подавало к «Терре» три иска, при этом два из них выглядят весьма сомнительно с точки зрения обоснованности притязаний. Я говорю о судах из-за произведений Ремарка [4] и Сименона [5]. Оба этих процесса строились по одной и той же схеме: «АСТ» покупало за рубежом права на «распространение на русском языке» текстов соответствующих авторов и начинало суды с теми, кто издавал их, ссылаясь на это своё «исключительное право». Один из таких процессов, из-за Ремарка, «Терра» даже проиграла: судя по анализу аргументов сторон в текстах решений, её представители сосредоточились на доказывании того, что спорные тексты Ремарка и Сименона не охраняются авторским правом. Второй «Терра» выиграла: суд счёл, что истец не доказал, будто ответчик распространял спорные произведения.

Требования «АСТ» в двух этих процессах были основаны на теории, которую условно можно назвать «теорией изначального автора». В соответствии с нею в переработанном произведении (например, переведённом) сохраняется некоторая часть авторских прав автора исходного произведения, который может как-то запрещать или ограничивать распространение переработки.

Если вы интересуетесь авторским правом, то, возможно, помните прошлогоднее обращение [6] отечественных мультипликаторов к Верховному и Высшему арбитражному судам в связи с попыткой ввести в постановлении с толкованием четвёртой части Гражданского кодекса «изначального персонажа». Право на него принадлежит только «изначальному автору», который может использовать его любым способом, «в том числе путём переработки, и в любой форме, в том числе в письменной, устной форме, в форме изображения, в форме звуко- или видеозаписи, в объёмно-пространственной форме, независимо от того, в какой форме персонаж и произведение в целом созданы изначально».

Мультипликаторы вполне обоснованно предположили, что такая широкая трактовка «персонажа» значительно ограничит свободу творчества, заставив авторов переводов и иных переработок спрашивать отдельного разрешения на использование персонажей своего же собственного произведения.

Самым знаменитым сторонником «изначального персонажа» можно считать писателя Эдуарда Успенского [7], который ведёт активные переговоры из-за использования «своей» интеллектуальной собственности, понимая под нею мультипликационных персонажей. Никаких прав на них у Успенского, разумеется, нет и быть не может: он автор книги и соавтор сценария, так что «его» персонажи — это части двух этих произведений, то есть текстовые описания. Права на весь мультфильм, по ГК РСФСР, принадлежат снявшей его организации, то есть «Союзмультфильму». У каждого из соавторов при этом сохраняются права на свою часть мультфильма, так что права на персонажей принадлежат создавшему их художнику Леониду Шварцману…

Если мы теперь посмотрим на два иска, поданных «АСТ» к «Терре», то увидим, что речь в них идёт о некоем эксклюзивном праве «АСТ» «распространять произведения на русском языке». Возможно, такое право «АСТ» действительно получило, да вот беда: произведений Ремарка и Сименона на русском языке не существует в природе. Они не писали на русском…

Речь может идти только об исключительном праве на перевод исходных текстов с иностранных языков и распространении этих переводов. Однако вторая беда: существует некоторое количество русских переводов, большинство из которых сделано в эпоху «доконвенционки». Причём сделанных абсолютно законно: тогда спрашивать разрешения у иностранных авторов было не нужно, их права не охранялись. Если сейчас права на переработку купило «АСТ», то, разумеется, получать разрешение надо у него. Но вот какое право «АСТ» имеет запрещать распространять те переводы, которые были созданы тогда, когда «доконвенционка» не охранялась? Правильно, никакого…

Вопрос о соотношении прав авторов исходного иностранного текста и его перевода на русский, однако, не исследовался ни в одном из исков «АСТ». А третий процесс [8], из-за этимологического словаря Фассмера, от двух других отличается тем, что в нём речь шла именно о праве на перевод.

Несмотря на то что на обложке переведённых книг в качестве «автора» указан автор исходного произведения, это всего лишь дань традиции. По закону автором перевода считается переводчик, и только он. Так было по ГК РСФСР и ЗоАП, такое правило содержится и сейчас в четвёртой части ГК. Права автора иностранного текста заканчиваются в тот момент, когда он даёт разрешение на перевод.

Поэтому переводы произведений, созданных до 1973 года, сделанные до поправок 2004 года, — сделаны абсолютно правомерно, даже и без разрешения зарубежных правообладателей. Покупать права на их использование нужно у переводчиков, а правообладатели иностранных текстов ничего в данной ситуации поделать, к счастью, не могут.

От редакции

В истории с «доконвеционными» изданиями, которые в одночасье перешли из общественного достояния в сферу охраны авторского права, есть и другие «действующие лица»: иностранные авторы и правообладатели. Именно под их давлением, вызванным понятным желанием скомпенсировать те потери, которые они, по их мнению, они несли 31 год, пока не охранялись их произведения, российские издатели были вынуждены заключать новые договора и выплачивать роялти — в том числе и за издание переводов, созданных в этот период. Многим российским издателям западные правообладатели предъявляли своего рода ультиматум: или покупайте лицензии на перевод старых книг, которые не охранялись, и печатайте переводы любой давности, или мы подумаем, стоит ли вам продавать права на книги новые. Вы думаете, это шантаж? Вовсе нет! Законное — и практически священное — право конторы распоряжаться произведением, которое она купила почти век назад. Конторы, но не автора. Поинтересоваться же волей самих авторов (тех же Ремарка и Сименона, например) — не возражают ли они против публикации переводов их книг на русском языке, — к сожалению, уже нельзя. Но почему-то кажется, что они были бы не против.

Павел Протасов, источник: Частный Корреспондент [9]