Заметки читателя о кризисе книги

То есть, кризисы всегда были, есть и будут; от них нет спасения и от них не уберечься, потому как кризис — это природное явление. Можно спрятаться от дождя под зонтиком и остаться сухим, можно распылить какоенибудь зелье в облаках и на день другой улучшить погоду, но можно ли в принципе предотвратить дождь?

Кризис литературы, кризис книги, кризис книгопродаж, писательский кризис — кругом кризис... Виноват же в нём кто угодно — виноват читатель, плохой писатель, виноват бедный гражданин у которого нет денег на книгу, и виноват богатый гражданин, у которого есть деньги, но который обленился вконец из за них, виновата плохо поставленная книгопродажа, виноваты алчные арендодатели, виноваты несговорчивые кредиторы, виновато государство, виноваты издательства... ведь разве не они несут ответственность за создавшееся положение? Разве не их слепой жаждой наживы приобретено всё печальное, что именуется нынче как кризис чтения?

Спросим, есть ли на свете серенькая пустая книга, которую издатели не потрудились бы объявить шедевром? Послушать откровения главных редакторов — так все только мечтают о том, как бы выпускать хорошую, серьёзную литературу. Что только и думают о хорошей книге, а что на деле? Что на прилавках книжных магазинов? Скажете хорошая, востребованная литература? Да нет же, ни одну из тех книг невозможно продать, если не прокричать о ней в оба уха читателю с экрана телевизора, с большого рекламного плаката, или с маленького плаката, наклеенного на столб или мусорный бачок. Издательства печатают что угодно, лишь бы заработать, и вот теперь сокрушаются — кризис! Извините — за что боролись, на то и напоролись — принесёте в книгу в издательство, — и вам сразу объяснят, что книгу вы написали либо слишком маленькую, либо слишком большую. Вам скажут, что ваша книга должна быть объёмом (например) 24 авторских листа — так, видите ли, томик выглядеть будет красивше, а широкий корешок будет издали виден читателю — улучшает продажи. Я даже где-то слышал откровения литературной известности, которая хвалилась тем, что в поте лица работает над очередной книгой, так как издательству надо чтобы была она толщиной в 24 листа. Куда уж тут Пушкину с его повестями покойного Белкина! Сунься Александр Сергеевич к современным Сытинам, так мы бы вместо блистательных повестей имели бы несколько толстых романов с не менее толстыми продолжениями, в которых герои по десятку раз умирали и воскресали, и по два десятка раз разводились и сходились.

И вот ещё один "виновник" создавшегося положения, о котором преступно умолчать — школа. Нет лучшего средства, чем отбить охоту к чтению, чем урок литературы. Разбирать образы героев и заниматься прочей чепухой, которая прописана в учительских методичках, может только человек с особо извращённым сознанием. Уроков литературы не должно быть в принципе; вместо нудного разбирательства классического произведения должны быть кружки любителей чтения при школах, куда никого не затягивали бы насильно. Именно в школе с её программой отбивается охота к чтению. Вот, например, застал я свою пятнадцатилетнюю дочь за просмотром испанской экранизации "Война и мир" Л. Толстого. Дочка поясняет, что прочитать книгу задано в школе, но книга большая и, чтобы понять, о чём она, решила просмотреть кино. Скажите на милость, каким словом надо назвать учителя, или составителя школьной программы по литературе, задающим чтение большой по объёму и сложной по содержанию книги, человеку возрастом в 15 лет? У человека в 15 лет есть жизненный опыт, достаточной для понимания романа? Хорошо хоть не "Анна Каренина" задали, и не "Воскресенье". И вот теперь мы удивляемся, что редеют ряды читающей молодёжи!

Особо хотел остановиться на упрёках адресуемых читателю.
Известно: каждый писатель имеет свой круг почитателей; у кого-то он большой, у кого-то не очень, но невозможно написать книгу, которая нравилась бы всем сразу. И потому не надо быть строгим к читательскому выбору.
Давайте вспомним, что читали лет двести назад... правильно — французские романы. Пустые, напыщенные, наивные, но чем не нынешний гламур пасторали? А перед эпохой французского романа, что читали? Читали рыцарские романы — этакое стародавнее фантэзи с Лонселотами, драконами и прочей чепухой, которую не уставал высмеивать Сервантес. Что читали в той же Москве в середине 17 века? Читали про Бову-королевича!
И тогда никто не возмущался над нетребовательным читателем — не били в колокола и не писали статей. Теперь всё по-другому — стоило только потерять немного капиталу издателям и писателям, как поднялся вселенский крик о погибели чтения. Ой-ой! Исчезает массовый читатель — кормилец издателя и писателя! Хорошо, а сколько было того массового читателя в пушкинское время? Не думаю, что более 6-8 процентов от всего населения. Тогда во всём винили массовую неграмотность, но пришло время, и пришёл конец массовой неграмотности — теперь редко встретишь уборщицу или мусорщика без какого-нибудь высшего образования, и что же? В нашу эпоху всеобщей грамотности принципиально побольшало читателя? Да вы пройдитесь по знакомым у кого есть библиотеки и посмотрите их книги — там же страницы как были склеившимися при резке, так и остались склеенными! Книги явно стоят для "виду", но обладателя их уже спешат зачислить в читательскую когорту.

И вот ещё "виновник" — оскорблённый и униженный Гонорар. Наш писатель мыслит своё творчество исключительно как место основной работы и мало кому приходит в голову простой вопрос: а как зарабатывали на жизнь великие? Жил ли на свои гонорары Пушкин? Лермонтов? Чехов?.. Наш писатель не велик. Он не хочет тянуть служебную лямку, как Пушкин, или лазить под пулями как Лермонтов. Он не Хочет учительствовать, как Гоголь. Он не хочет пачкать свои пальцы освящённые держанием пера постановкой клизм и прописыванием пилюль, как делал Чехов, зарабатывавший на жизнь врачеванием — оное нынешнему писателю претит, оное для него зазорно. Нынешний писатель хочет славы такой как у великих, и вместе со славой великих, хочет благосостояния такого как у Джоан. Круг замыкается —выходит, что и писатель враг книги! Из кожи лезет бедняга, чтобы потрясти воображение читателся очередной насмешкой над нравственностью, очередным цинизмом, очередным нииспровержением чего-либо, хотя бы устоявшихся правил той же нравственности; все скромные силы брошены ими на добывание хлеба насущного, и глядя на эти литературные потуги, как тут не вспомнить гоголевский "Портрет"?

Теперь ещё об одном "враге" — библиотеках. Не следует думать, что библиотеки не посещаются. Я в своём небольшом городе видел множество дамочек, берущих в библиотеках творения Устиновой, Донцовой и прочих, и нетрудно сделать вывод, что читатель, взявший книгу в библиотеке, не станет её покупать в магазине. Вот вам ещё одна финансовая подножка писательскому и издательскому благосостоянию.

Что касается предрекаемой многими смерти книги, думаю, что она не умрёт. Даже в виде карманного квадратика с разваливающимися страницами — не исчезнет, уступит место книге отпечатанной на хорошей бумаге, в хорошем переплёте; книге — которую не стыдно показать, и не брезгливо читать. Точно так ведь и зарождалось массовое чтение в средневековье, когда каждая книга являла собой произведение искусства, когда была страшно дорога даже в начале печатной эпохи. Позволить себе иметь книгу могли очень и очень состоятельные люди. Этим состоятельным старались подражать менее состоятельные, а менее состоятельным — ещё менее состоятельными. Сначала книга была нечто вроде символом образованности владельца и показателем его зажиточности, затем уж пошло массовое чтение. Так будет и в этот раз.

Александр Нехристь

(c) PublishIT.Ru.