Измерения в экономике авторского права и смежных прав – основа скорее политических и судебных решений, а также изменений в законодательстве, чем решений чисто экономического характера. Прежде всего, это касается измерений масштабов пиратства и принятия решений о применении экономических санкций к отдельным странам или решений о закрытии сайтов типа torrents.ru, thepiratebay.org или Allofmp3.com.

Словечко «сетература» я впервые услышал в середине девяностых. Коллега с упоением рассказывал об «известном сетевом литераторе Андрее Агафонове». Я тут же вспомнил не всегда трезвого очкарика, с которым вместе работал в крупной сибирской газете. Он был юн, преисполнен уверенности в собственной гениальности и действительно писал отличные тексты. Значит, теперь Андрюша – «известный сетератор»… Я прочитал в сети его трагический роман и удивился, что эту вещь никто не хочет публиковать. Потом удивляться перестал, а сетература на моих глазах расцветала махровым цветом.

Шведская писательница Сельма Лагерлеф — первая женщина, которой дали Нобелевскую премию. В 1909 году она стала лауреатом по литературе. В России больше всего известна ее детская книжка «Путешествие Нильса с дикими гусями». А спустя сто лет одна из ее книг получила другое признание — гриф «Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви». «Красношейка. Пасхальное сказание» — христианская притча о птице, которая из милосердия вытащила терновый шип из венца на голове распятого Христа.

Я тут подумал, действительно ли у людей сейчас такая ностальгия по Советскому Союзу? Или это все надуманно. И пришел к выводу, что да, ностальгия есть. По крайней мере, у тех интеллектуалов, с которыми я так или иначе общаюсь. Но далеко не у всех. Либералы, например, не ностальгируют.

Ностальгия от неудовлетворения

Я сломался. Миллион раз говорил, что нет на свете ничего слаще книги, и спорил отчаянно, что электронные тексты не заменят шороха страниц, и вот на минувший праздник обзавелся электронной книгой, которую на продвинутом языке называют e-book или reader. В соответствии с духом времени приобретение было сделано в интернет-магазине, что деликатным шепотом посоветовал живой продавец в живом магазине, куда я зашел по глупой привычке.

Когда смотришь, что сейчас творит цифровая революция с мировой видеоиндустрией, возникает ощущение дежавю. Интернет распахнулся настежь для хождения тяжелых видеофайлов благодаря новым возможностям каналов доступа. И вот мы видим: то же стремительное падение продаж физических носителей (рынок DVD в последние несколько лет ежегодно падал на 10–18%), те же смутные надежды игроков на новые форматы (Blu-ray растет!), та же россыпь устройств для воспроизведения видео — от портативных DVD-плееров до мобильников.

В ближайшие несколько лет объем книжного рынка в России может достичь пяти миллиардов долларов.

Пару слов о личном. В прошлом году я совершил в своей жизни научно-техническую революцию: перешел на букридер. Трудно было первые три часа: смена страниц в букридере происходит через черное поле, к этому надо привыкнуть. Зато в остальном - одни плюсы.

Читать полностью на OpenSpace >>

Так случилось, что уже пятнадцать лет я работаю в издательско-полиграфической отрасли Беларуси. Сначала верстал книги, потом руководил их изданием, теперь пишу. Такой опыт дает право судить о том, что происходит с белорусской литературой и с белорусским книжным рынком.

Я не буду рассказывать о том, что копирайт умрёт. Копирайт не может умереть — его просто никогда не существовало. То, что сегодня называется копирайтом, это сплетение правды и лжи, законов и беззакония, оно противоречит само себе, но за счёт этого чертовски жизнеспособно и прекрасно приспособляется к любым условиям. Такой копирайт не копирайт вовсе, но он не умрёт сам, он умрёт только тогда, когда кто-то наконец решится или довести его до логического конца, или отменить совсем. Оба варианта означают смерть копирайта, каким мы его знаем, и рождение копирайта, каким он должен быть.

На вопросы о будущем учебной литературы отвечает главный редактор издательства «Просвещение» Маргарита Романовна Леонтьева.

— Маргарита Романовна, каким будет школьный учебник через десять–пятнадцать лет?